Как снимали фильм «Последний снег» и почему появилась легенда о «новой оккупации» Алагира

В 1970 году в Северной Осетии в городе Алагир снимали фильм «Последний снег», посвященный подвигу молодой осетинской учительницы Чабахан Басиевой, которая отказалась сотрудничать с фашистами и была расстреляна вместе с матерью и младшим братом. Образ Чабахан Басиевой на экране воплотила Земфира Цахилова — уроженка Алагира и дочь Варвары Бедеевой, которая была подругой детства и названной сестрой Чабахан Басиевой.

До наших дней дошла легенда, что во время съемок фильма алагирцы, увидев людей в немецкой форме, подумали, что город вновь оккупирован, и начали создавать отряды сопротивления. Одна из версий этой легенды, есть в сборнике рассказов Сослана Плиева «Почему нам снятся старые собаки».

Как родилась эта легенда, какой была Чабахан Басиева и почему Земфира Цахилова мечтает снять новый фильм о подвиге Чабахан, читайте в ее интервью корреспонденту Sputnik Анне Кабисовой.

— Ваша мама Варвара Егоровна Бедеева была подругой Чабахан Басиевой. Наверно вы еще с детства слышали историю о ней и ее подвиге?

— Конечно. Я выросла на воспоминаниях мамы о Чабахан. Мама и Чабахан не только подруги, а родственники. Ее отец Михаил очень заботился об образовании своих детей и когда его семья переехала в Алагир из Цея, то она жила у нас. Чабахан с моей матерью ходили вместе в школу, а потом вместе поступили в пединститут (Орджоникидзевский педагогический институт – ред.) на отделение русского языка и литературы. Это был первый женский выпуск – девушки, получившие высшее образование в самой Осетии.

Мама и Чабахан считались сестрами, они все время носили одинаковую одежду, так как моя мама хорошо шила и всегда шила на двоих. На улице их узнавали издалека. После окончания пединститута они вернулись в Алагир, но работали в разных школах: моя мама работала во второй средней школе, преподавала русский язык и литературу, а Чабахан — в первой школе немецкий язык, но они продолжали близко дружить и часто видеться.

Когда началась война, моя мама была замужем и беременна как раз мной, а моему старшему брату тогда было два с половиной года. Весь Алагир уходил в эвакуацию в горы и леса, а Чабахан уйти не могла, потому что у нее была лежащая больная мать, к тому же прямо перед оккупацией на побывку после госпиталя буквально на три дня приехал младший брат Чабахан – Тасолтан.

Кто-то сообщил немцам о том, что Чабахан владеет немецким языком, а им нужен был человек, который бы помогал им выпускать газету. С этого момента начались ее мучения, но Чабахан жестко отстаивала свою позицию. Ее приводили в гестапо и пытались сначала уговаривать, потом встречи была все суровее и суровее и в итоге все закончилось расстрелом. В моей книге воспоминаний «Кого отмечает Бог» много написано о Чабахан Басиевой.

 

В 1943 году немцы покинули Осетию и, по свидетельским показаниям, ушли неожиданно — за ночь, вероятно, получили приказ быстро уйти. Надо было что-то делать с подвалами, где томились арестованные люди. И как-то на рассвете их всех вывезли на дорогу в Црау и расстреляли. Спешно похоронили, слегка прикрыв землей.

Когда жители Алагира, который укрывались в лесу и в горах, вернулись в город, то услышав, что всех расстреляли, ринулись туда раскапывать. Но узнать несчастных уже было практически невозможно. Это была братская могила. Моя мать узнала Чабахан по платью – у них были одинаковые платья в горох… Она вытянула Чабахан из под всех тел… Ее расстреляли вместе с больной пожилой матерью и младшим братом. У Чабахан было еще два старших брата. Когда они вернулись в Алагир после войны с фронта и узнали все, что случилось, то сразу же уехали в Москву, не смогли жить там…

— По фильму «Последний снег» (снят на Северо-Осетинской студии телефильмов в 1970 году — ред.) и тому, что написано о Чабахан Басиевой, мы знаем, что она была волевой, смелой и принципиальной. Эти качества были присущи ей с детства, в ее характере до войны уже проявлялось то, что потом стало подвигом?

— Да, характер у Чабахан был железобетонный. Еще с детства она научилась держать удар. Дело в том, что у нее был дефект — она прихрамывала, но этот изъян давал ей силу против любого выпада. Она никогда и никому не позволяла говорить на эту тему, и не дай бог, если кто-нибудь останавливал взгляд на ее ноге. Так что характер был закаленный и я уже не говорю о том, что это поколение, да и мое, росло в атмосфере патриотизма, любви к своей родине и предать эту любовь было для нас совершенно немыслимо.

Предать идеи коммунизма и социализма было равносильно тому, что ты выстрелишь себе в сердце, мы это впитывали с молоком матери. И иметь другое мировоззрение было немыслимо, я даже не представляю, кто бы мог поверить немцам, что они пришли в Осетию как освободители и что у нас с ними много общего.

— Давайте перейдем к съемкам фильма «Последний снег». Каким чудесным образом все так сложилось, что роль Чабахан играете именно вы — дочь столь близкого ей человека.

-—Я уже работала в Москве в театре и мне позвонил режиссер Рубен Мурадян. Когда он предложил роль в этом фильме, то я была невероятно взволнована. Поскольку, вы понимаете, для меня это был не пустой звук, не просто чья-то жизнь из литературы. Но меня удивило, что фильм будет снимать режиссер не из Осетии, а человек, который никогда там не был и не знает наш менталитет. Я подумала: а почему никому из осетинских режиссеров не пришла в голову мысль снять фильм о Чабахан.

Эта роль была большой ответственностью не только перед семьей Чабахан и моей матерью, но и перед всеми осетинами, так что моей первой реакцией было желание отказаться, но режиссер был так неумолим и настойчив, что я согласилась. Но и по сей день думаю, правильно ли я поступила.

Во время съемок мне все время не хватало материала в сценарии, у меня не сложились отношения с режиссером, так как мне казалось, что он подходит к этой теме как чужак, не болеет по-настоящему душой, как я, и это меня очень удручало. И всегда, когда я разговариваю с нашими режиссерами, то думаю о том, что необходимо снять новый фильм про Чабахан — более глубокий.

Но наш народ во время съемок показал себя с наилучшей стороны. Не нужно было ничего организовывать и даже режиссер не нужен был: надо было просто сказать «приходите» и все приходили. Я думаю, какие мы по своей природе лицедеи: люди просто моментально реагировали. В сцене похорон жители все делали сами без указаний: старики сели, как надо, распахнули ворота, женщины тут же пошли рыдать, и все так легко. А как-то к нам пришла целая делегация и говорят: «почему вы снимаете в этом доме, у нас есть дом побогаче», а когда мы сказали, что нам не нужен богаче, то обиделись (смеется).

— После съемок фильма появилась легенда, что алагирцы создали отряд сопротивления, увидев в своем городе людей в нацистской форме. Вы что-нибудь знаете об этом?

— Вся съемочная группа жила в гостинице в Орджоникидзе, не в Алагире. А в роли немцев у нас снимались два артиста из Прибалтики: Пеэтер Кард из Эстонии и Волдемар Акуратерс из Латвии. Двое совершенно огромнейших мужиков-красавцев, которые не снимали после съемок форму и разгуливали в ней по городу, а вечером сидели в ресторане гостиницы.

И вот в Доме офицеров разразился скандал, там начали выяснять, кто это такие и когда узнали, что артисты, то вышли на нашего режиссера и директора телевидения и предъявили претензии: «что за безобразие, почему по нашему городу разгуливают немцы?»

— То есть, актеры в форме вызвали недоумение и протест, но никак не мобилизацию населения? До наших дней дошла легенда, что в Алагир приехали на мотоцикле немцы в форме и жители начали вооружаться.

— Это глупости, ничего такого не было. Актеры пару раз прошлись в форме по городу — в Орджоникидзе, не в Алагире, и не ездили на мотоциклах, только на съемках.

— Вы говорили, что не нашли с режиссером общий язык и вам не хватило глубины в фильме. Как у зрителя, у меня есть версия, что в фильме уделено значительное внимание «интеллигентной» части уговоров Чабахан бароном фон Кассеном, но совсем не отражены мучения и страдания учительницы, когда дело дошло до пыток. И соответственно, не показана вся ее сила и достоинство перед смертью. Вы согласны с этим?

— Конечно, надо было глубже передать атмосферу военного времени, которая должна «лезть» из каждого кадра. Почти весь город встал и ушел — ведь это тоже был своего рода протест. А в фильме этого практически нет.

— А Барон фон Кассен показан интеллигентным и мягким и нет перехода его образа к тому, кто уже не декламирует Гете и Шиллера, а пытает.

— Да, у зрителя таким красавцем он и останется. Да и финал мог быть более острым и антивоенным.

— Когда фильм вышел на экраны, как его приняли?

— Фильм приняли хорошо. Я думаю вот о чем. Годы идут и каждое 9 мая показывают этот фильм, потому что ничего другого у осетин и нет на эту тему. Нам очень не хватает своих фильмов на тему Великой Отечественной войны. Вот вышел на днях документальный фильм о братьях Газдановых, я очень этому порадовалась.

— Вы говорили, что мечтаете снять новый фильм о Чабахан. Вы представляете его художественным, или документальным?

— Да хоть какой. Это просто долг. Но все упирается в финансирование. У меня есть огромный чемодан материалов и про Чабахан, и про других женщин Кавказа и их подвиги…

Я считаю, что подвиг Чабахан Басиевой не менее значим, чем подвиг Зои Космодемьянской. Я уже много лет хожу по всем инстанциям и бьюсь за то, чтобы Чабахан присвоили звание героя Советского Союза (Чабахан Басиевой посмертно присвоили орден Отечественной войны 1-й степени — ред.) и это возможно.

В Москве складывается все нормально по этому вопросу, но в Осетии дело не двигается. А как-то я приехала в Алагир и узнала, что первая школа уже не носит имя Чабахан Басиевой. Я стала обращаться в соответствующие инстанции, и мне твердо обещали вернуть имя Чабахан Басиевой первой школе, но это не было сделано ни к 75-летию Победы, ни сегодня. В моей книге написано и то, что стало с музеем Чабахан в Цее…

Дом, в котором родилась Чабахан, не сохранился, но ее брат Тазрет построил там музей собственными руками и привез фотографии, книги, документы, вещи. И люди, которые никогда не слышали, кто такая Чабахан Басиева, могли зайти в музей, посмотреть и узнать эту историю. А когда началась перестройка, то музеем никто не занимался.

Как-то я приезжала в Алагир и поехала в Цей посмотреть, в каком состоянии этот музей и каково было мое ошеломление, когда я увидела, что вместо музея, который мы вместе с Тазретом делали, там устроена конюшня: все вещи разбросаны, а фотографии валяются под ногами. Там рядом был высохший бассейн с выбитой плиткой, я села на парапет, опустила ноги и просто рыдала над всем: и судьбой Чабахан, и Осетии, и всего поколения. Как можно было так надругаться над памятью…

Оригинал материала