Рухсаг у, Нафи…

Когда кто-то произносит имя Нафи без уточнения и разъяснения, осетин всегда понимает, о ком идёт речь. Не стало человека, который посвятил жизнь служению своему народу, своему языку, литературе…
Iriston публикует интервью Нафи Григорьевича, опубликованное газетой Южная Осетия в 2015 году, который был объявлен годом Нафи Джусойты в республике.

Нафи Джусойты: «Я за то, чтобы стихи писались поэтом, словно последнее слово перед казнью»

— 2015 год в России объявлено годом литературы, а в Южной Осетии объявлен годом Нафи Джусойты. Как Вы относитесь к этому?

— В России Год литературы означает, видимо, желание Путина, и одобряющих его людей, вернуть пишущих на русском языке к традициям великой русской литературы, т.е. к традициям Пушкина и Толстого, Шолохова и Твардовского. Вернуться к этим традициям и в пафосе творчества, и в идейно-художественном содержании, и в языке повествования, ныне крайне засоренном без всякой нужды забугорной лексикой.

Что касается Года Нафи Джусойты, то это всего лишь юбилейное приветствие писателя. Шутя, можно сказать, что мне, глубокому старику, предоставили еще один год пожить на виду у людей. Я за это благодарен и Президенту, и Правительству, а также народу нашему, одобрившему желание властей.

— Нафи Григорьевич, Вы работаете практически во всех жанрах литературы, но поэзия для Вас предпочтительный способ самовыражения. Чем это можно объяснить?

— Поэзия, как вид (жанр) самовыражения, меня особенно привлекает, видимо, потому, что с детских лет я жил в лирической атмосфере народно-героических песен…
Я до сих пор помню, как однажды наши односельчане вчетвером возвращались вечером на конях домой и пели песню Антона Дриаты:

Дæлæ арф комы дыууадæс цæды
Иу цæды хуызæн…
Антъон бадзуры:
Мæ рахис фарсыл дыууадæс цæфы
Иу цæфы хуызæн!..

Я сидел за столом у отца, прикрытый его буркой от дождя, и плакал молча от невыразимого горя… И даже на старости лет лиризм этой песни всегда теснит мне сердце до слез. И я, старый стихотворец, и ныне за то, чтобы стихи писались поэтом, словно последнее слово перед казнью, перед неминуемой гибелью от «двенадцати ран», подобно Антону Дриаты.

— Должна ли литература учить? В чем ее предназначение в современном мире хаоса разномастных идей без определенных границ и критериев дозволенного?

— Люди всегда учат друг друга и учатся друг у друга. Даже в простой беседе. Разговор же писателя с человечеством, конечно же, учит чему-то читателя-слушателя, если этот разговор содержит оригинальное знание человека и мудрое миропонимание. Иное «учение» писатель не должен внушать, ибо он не педагог, а люди не первоклашки.

Да и читатель взрослый уже знает, что в произведении следует понимать: что в нем, как это что сотворено в нем; и для чего все это сотворено писателем?.. И этот составной элемент, связанный с авторской субъективностью, является «учительским» компонентом произведения.

Должна ли литература учить? Да, и в этом одно из ее предназначений. Но учить не риторической трескотней, а сердечной исповедью, исповедью перед людьми и Богом, перед идеальным человеческим существом.

— Сегодня книжные полки завалены литературой самого разного толка. Появляются новые громкие имена, претендующие на роль «властителей дум», а их произведения преподносятся как непревзойденные бестселлеры, своего рода откровения века. Каковы же Ваши критерии хорошего произведения?

— Я лично считаю хорошим качеством литературного произведения правдивость изображаемого жизненного явления и человеческого характера, абсолютная искренность чувств и мировидения. О последних двух свойствах лирики хорошо сказал Сергей Есенин: «Буйство глаз и половодье чувств». И еще глубина – миросознание. Поэт непременно должен быть мыслителем во вселенском масштабе.

Правда о человеческой сущности и состоянии общества, в коем осуществляется жизнетворчество людей, — важнейшее достоинство художественного произведения. В ней реализуются мировидение, мирочувствование и миропонимание писателя, т.е. его художественный талант, сила и проницательность мысли.

Правда, иное изображение человеческого характера и состояния общественной жизни, сила и глубина талантливости изображения, проницательности мысли творца произведения — в этих особенностях, думаю, можно видеть основные критерии оценки литературного произведения.

Было время, когда наш читатель с нетерпением ждал выхода в свет произведений того или иного осетинского писателя. За последние полтора десятка лет мы стали свидетелем значительного снижения интереса к осетинской книге вообще. Прежде это можно было объяснить теми бурными процессами, которые происходили в Южной Осетии в течение 20 лет, переламывавшими человеческие судьбы. Но теперь, когда речь идет о необходимости возрождения национальной культуры, одной из важнейших составляющих которой является литература, подобная ситуация, мне думается, требует кардинальных изменений.

— Что надо сделать, на Ваш взгляд, чтобы вернуть осетинской литературе былой читательский интерес?

— Думаю, прежде всего надо повысить знание родного языка, его эстетики в широком смысле слова. Это зависит, конечно же, от общеобразовательной школы, от средств информации и от осетинской интеллигенции, от ее пристрастия к родному народу и к его духовному наследию, пропагандой коего она должна заниматься вседневно, с любовью и неустанно.

— Но ведь нельзя не отметить тот факт, что за последние годы многое делается для развития осетинского языка, реализуются различные программы, издаются учебники и пособия, в том числе для дошкольных учреждений. Тем не менее, многие продолжают выражать опасения за дальнейшую судьбу родного языка. Чем еще можно способствовать его развитию и упрочению позиций?

— Думаю, что развитие языка (любого национального языка!) связано с его функционированием во всех сферах общественной жизни.

Мы, осетины (прежде всего интеллигенция и чиновничество), стараемся ныне и старались за все годы советского правопорядка ограничить сферу функционирования нашего родного языка. Изгнали его из средней школы, а в 1963 году и из начальной школы. А это значит оторвать носителей языка от родного им языка и подвергнуть их скоротечной ассимиляции.

Ныне осетинский язык в состоянии глубокого кризиса. Чтобы выйти из этого тупика, необходимо как можно быстрее вернуть языку его функции в средней школе, т.е. сделать осетинский язык языком обучения хотя бы до 8 класса включительно, т.е. до 14-15-летнего возраста учащихся, когда завершается формирование чувства языка.
Если этого мы не сделаем, то разговоры о развитии осетинского языка, о его сохранении и созидании на нем духовной культуры превратятся в болтовню словоохотливых недорослей.

— Нафи Григорьевич, Вы с возрастом становитесь в выражении своих чувств и мыслей более лаконичным. Чем это можно объяснить?

— Думаю, это естественно. Видимо, с опытом стихотворчества связано стремление выражать свои мысли более афористично и по-некрасовски – так, чтобы «словам было тесно, а мыслям просторно».
Во всяком случае, я никогда умышленно не старался писать короче или сочинять афоризмы, вместо «буйство глаз и половодья чувств». Все каждый раз подсказывает конкретика образа и мысли.

— Всем, кто знает Вас, а таковых не счесть, Вы запоминаетесь легкой, бодрой походкой и неизменной энергией, о войлочной шляпе мы уже не говорим. В чем секрет Вашей бодрости и жизнелюбия?

— Этого я не знаю. Думаю, что таковым я лишь выгляжу, а на самом деле давно меня держит в ежовых рукавицах старческое одиночество, когда приходится молча разговаривать с друзьями, которые никогда уже не отзовутся на твой призыв и никогда не услышат твой певчий голос…
Я нахожу спасение в работе и в смирении перед лицом обстоятельств, не умеющих прощать…

— Ваш прогноз о нашей национальной будущности…

— Честно сказать, на моем сердце нарастающая тревога относительно нашей национальной будущности. И единственное спасение от этой тревоги вижу в одном простом решении: вернуть нашему родному осетинскому языку его функции в возможно полной форме — в школе, в средствах информации, в общественной жизни и в собственном сердце и разуме.
Если этого мы не сумеем сделать, то нас ждет трагическое исчезновение из списка живых и здравствующих народов мира.

А. Гергаулова