Капитальный ремонт по всей вертикали

Безразличие – это не начало, это конец. Безразличие всегда друг врага… Политзаключённые, голодающие дети, беженцы без крыши над головой – не реагировать на положение, в котором они оказались, означает изгнать их из человеческой памяти. Отрицая их человеческую сущность, мы предаём свою собственную.
Эли ВИЗЕЛЬ. «Опасность безразличия».

Тихим вечером девятого февральского дня оказалась я в республиканской больнице в столице Южной Осетии, о капитальном ремонте которой долго, много и с помпой писали и говорили.
Моё пребывание в больнице стало очередной возможностью призадуматься над судьбами Отечества, над собственной судьбой, над судьбой своих близких, подвергнутых мною немыслимым страданиям, и задать себе и всему обществу ряд вопросов.

Двадцать три года назад я, обыкновенная осетинская учительница, вместе со своим народом поднявшаяся на борьбу за независимость, не подозревала, каким будет результат этой свободы. Сегодня я с грустью, если не сказать со скорбью, констатирую, что мы обрели свободу от законов, от совести, от чести и многих других понятий, делавших наше общество достойным в те лихие девяностые, когда только начинался наш долгий и тернистый путь к обретению признанной государственности Южной Осетии.

Эта прелюдия объясняет моё нынешнее состояние и предваряет нелёгкие размышления по, казалось бы, одной конкретной проблеме, которая, однако, как в зеркале отражает многие наши сегодняшние беды и все то плачевное состояние, в котором оказалась Южная Осетия.

Первое «озарение» пришло ещё в реанимации, почти сразу после восстановления из «сумерков» моего сознания. Музейным украшением, свидетельствующим о новейших медицинских технических достижениях, были глухо молчащие по причине неисправности или дефектности мониторы да выглядывающая из-под маскировочного укрытия неизвестная аппаратура. Баллон кислорода, стоящий как страж у моей кровати, – вот и всё, что здесь изменилось за послевоенные годы усиленных капитальных вложений. Если, конечно, не считать косметического ремонта, более напоминающего дурно выглядящую даму с обильным слоем макияжа.

Эти грустные констатации скрашивались высокой степенью немыслимо каким образом сохранившейся человечности всего медперсонала – от заведующей отделением до санитарочек. Низкий им всем поклон за сохранённый гуманизм, за верность своей благородной профессии.

Моим несвоевременным мыслям суждено было вспыхнуть с новой силой на пятом этаже больницы, когда меня перевели в кардиологию.

Палата интенсивной терапии, куда меня поместили, требует особого, детального описания, граничащего с инвентаризацией: две кровати, две прикроватные тумбочки, стол кухонный, стул, шкаф платяной, шкаф медицинский с препаратами первой необходимости да сиротливо жмущийся в углу монитор-дефибриллятор – вот и весь XXI век югоосетинской республиканской больницы и весь интенсив.

И, кроме всего прочего, безумно фонтанирующий из канализационных сетей, закамуфлированных сверкающим кафелем, СМРАД, от которого впору не только отравиться, но и серьёзно заболеть и который я точно никогда не забуду.

Говорить о тёплой воде смешно – её никогда не бывает, но и холодная радует нечасто. Если к этому приложить всего лишь две туалетные кабины на всё отделение – картина капремонта станет более чем наглядной.

Ещё грустнее становилось от созерцания почти подневольного труда техничек: одна санитарка на сутки в таком тяжёлом отделении – это преступление. Убирать такое большое количество палат, туалеты, коридоры и т.п. за мизерные с точки зрения хотя бы потребительской корзины зарплаты немыслимо. Если при этом учесть, что во всей системе здравоохранения и не только огромное количество штатов и соответственно «мёртвых» душ, то станет ясно, что нам давно уже не до социума.

А, интересно, главврач больницы, совмещающий эту должность с должностью заместителя министра здравоохранения РЮО, по совместительству ещё и оперирующий хирург, смог бы прожить на четыре тысячи рублей, которые получают его санитарки? Вопрос риторический: всем ясно, что это невозможно. Как невозможно в кардиологическом отделении республиканской больницы не иметь хотя бы одного кардиографа или любого другого кардиологического оборудования последнего поколения.

Что это? Безалаберность? Примиренчество? Преступная халатность? Или, может, соучастие, когда цель заключается в разрушении всей системы здравоохранения для попадания в полнейшую зависимость от тщательно рисуемых кем-то коррупционных схем.

Но и при этих горьких размышлениях от увиденного многое скрашивал человеческий капитал: врачи, медсестры, санитарки – люди с добрым сердцем, они хорошо понимали тех, кто нуждался в их помощи. Дань безмерного уважения сердца и ума им, чьи самоотверженные поступки спасали и спасают нашу Жизнь, нашу Честь, нашу Надежду.

Но это не снимает вопросов. Каков он – патриотизм по-осетински? Почему было больше попыток укрыть расхитителей? Почему преследовали тех, кто об этом прямо говорил, а не тех, кто совершал гнусное ограбление своих нищенствующих соотечественников?

Остается открытым вопрос, куда же всё-таки делась многочисленная «гуманитарная» аппаратура, в том числе и та, о которой говорил Панкратов-Чёрный, не говоря уже о военных трофеях медицинского толка, добытых в боях с оборудованной по последнему слову техники Ачабетской больницей? Почему мы не оснащаем главную больницу Южной Осетии современным оборудованием, почему по поводу простейших обследований мы по-прежнему гоним людей за тридевять земель? Почему никто и ни за что не несёт ответственности? Куда делись средства спецсчёта, принадлежавшие всему пострадавшему от агрессии народу и поглощённые кучкой проходимцев? Почему патриотизм стал бизнесом с очень грязным лицом, и все, кого посадили на эту иглу, безумно отдалились от людей?

Человек может жить далеко от морали, от бога, но может ли он жить вне её, без него? Думаю, нет.

Раньше многие из нас наивно полагали, что Москва обо всём этом не подозревает. Теперь, после выборов, мы узнали, что и Кремлю, и всем московским начальникам известно, что творится в Южной Осетии. И хотя я так и не в состоянии понять, откуда там, на высочайшем уровне, такое безразличие к судьбе дружественного, да что там – своего народа, тем не менее, хочу верить и сказать: «Ещё не поздно изменить нашу жизнь к лучшему. Надо просто всем очень этого захотеть самим».

Будет ли услышан мой очередной призыв, не знаю. Но ободрённая надеждой, я продолжаю размышлять над одним из самых важных уроков, имеющих место в моей и нашей новейшей истории.

Алла ДЖИОЕВА,
заслуженный учитель России и Южной Осетии

Р.S. Завершая писать эти строки, узнала об очередном ремонте недавно отремонтированных операционных блоков? Разве это первично?
Ответственно заявляю: в капитальном ремонте нуждаются ненасытные начальствующие и должностные души, в кардинальных, а не в косметических изменениях нуждается существующая в Южной Осетии власть…