Валерий Гергиев: иногда людям кажется, что у них в руках волшебная палочка
(Художественный руководитель и директор Государственного академического Мариинского театра — в спецпроекте ТАСС «Первые лица»)
─ Посмотрел ваш график, Валерий Абисалович…
─ Жизненный? Последние 35 лет он почти не меняется, лишь уплотняется. Много времени провожу в поездках, гастролирую по разным городам и странам.
─ О том и речь. Не возникает желание остановиться, оглянуться?
─ Я ведь работаю с несколькими музыкальными коллективами ─ в Петербурге, Лондоне, Мюнхене и не только там. Дирижирую, руковожу большими оркестрами. Это отличный способ переключиться, посмотреть как бы со стороны на то, что делаешь.
─ Просыпаясь утром в очередном отеле, сразу вспоминаете, где заснули накануне?
─ Надеюсь, ум за разум не заходит, я все еще в трезвой памяти… Если пожелаете, могу последовательно перечислить города, в которых выступал с концертами за последние месяцы. Правда, даже список стран получится длинным: Россия, Финляндия, Казахстан, Англия, Германия, Монако, Япония, Швеция, Китай, Италия, Швейцария… В середине сентября в голландском Роттердаме прошел мой двадцатый, юбилейный фестиваль, посвященный на этот раз музыке Сергея Рахманинова. За три дня на концертах побывало более 12 тысяч зрителей… На любой площадке выкладываемся на сто процентов. Это само собой разумеется. Зрители, приходящие на концерт знаменитого оркестра и известного дирижера, должны получать максимальное удовольствие. А для этого мы должны постоянно двигаться вперед.
Для нас даже 90-е годы оказались плодотворными и успешными. Инстинктивно я попытался тогда создать из театра некий Ватикан, мини-государство со своим уставом, чтобы защититься от внешних рисков. Мы же помним, какие непростые времена переживала страна, трудности, с которыми пришлось столкнуться в экономике и не только в ней.
─ Значит, провозгласили себя Папой?
─ Это фигура речи, вы же понимаете… Я не мог обнести Мариинку крепостной стеной. Театральная площадь открыта со всех сторон, вот двенадцать наших подъездов, заходи в любой… Да, я хотел, чтобы мы жили по собственным законам, требовал подчинения принятым внутри правилам. Если кто-то нарушал договоренности, выбивался из строя, я замораживал отношения с этим человеком. Мне нужны были соратники, единомышленники, на которых можно опереться. Кое-кто старался использовать Мариинку, чтобы, выступив в ней несколько раз, зацепиться за какой-нибудь контрактик в Дюссельдорфе, Вене или Лондоне. Силой я не удерживал, но и дальнейшие контакты прерывал. Надо было думать не о перебежчиках, а об оставшихся, о том, как сохранить труппу, выжить. Эту задачу решить удалось. В нулевые стало полегче, сейчас пришлось столкнуться с новыми вызовами, но, уверен, из этих испытаний тоже выйдем с честью и достоинством.
─ Откуда такая убежденность?
─ Говорю же: мы получили хорошую закалку в прошлые годы. Видимо, из меня вышел неплохой кризис-менеджер. Грош была бы нам цена, если бы внешние обстоятельства отражались на качестве работы коллектива.
Да, проще не давать ежегодно концерты в десятках городов России, не мотаться по миру, а спокойно сидеть на даче под Ленинградом, репетировать, медитировать, рассуждать о судьбах цивилизации, в конце концов, заниматься собственными детьми…
─ Ленинград ─ случайная оговорка?
─ Это название ─ часть моей жизни. Образование я получал в Ленинградской консерватории, студентом ходил на концерты в Ленинградскую филармонию, на работу попал в Ленинградский театр оперы и балета имени Кирова… Мне кажется, в Ленинграде всегда оставался Петербург, а в сегодняшнем Петербурге есть Ленинград. Не берусь судить, хорошо это или плохо, все зависит от угла зрения. Осенью 1962 года великий Стравинский спустя почти полвека приехал в родной город. На вопрос, что ему особенно понравилось в Ленинграде, Игорь Федорович ответил изумительно емко: «Санкт-Петербург». Этому городу нет оснований стыдиться какого-либо периода своей истории. Вот и нынешний Мариинский театр по праву считается преемником и продолжателем традиций Кировского. Достаточно сказать, что в советские времена определение Kirov ballet служило синонимом совершенства.
─ Но все-таки не заслоняло Bolshoi.
─ У каждого из этих театров всегда сохранялся собственный фирменный стиль. Допустим, когда Галина Уланова ушла в ГАБТ, это стало фактом биографии гениальной артистки, но не привело к краху питерской балетной школы. И позже переходы неоднократно случались. Светлана Захарова переехала в Москву и сразу начала танцевать главные партии в Большом, а Ульяна Лопаткина и Диана Вишнева предпочли остаться в Мариинском и, думаю, не проиграли. Безусловно, соперничество между двумя школами присутствует, так сложилось исторически, но не стоит придавать этому факту слишком большое значение. Ведущие артисты оперы и балета Большого и Мариинского театров всегда выступали на обеих сценах, и никто не воспринимал подобное как измену. Можно вспомнить Федора Ивановича Шаляпина, успевавшего на протяжении одной недели поочередно спеть и в Москве, и Петербурге. А тогда скоростных «Сапсанов» не было, и даже ночная «Красная стрела» не ходила. Хотя поезда курсировали…
─ Да и императорские театры тоже прекрасно себя чувствовали.
─ Это правда. Зато лет двадцать назад в полный рост встал вопрос о выживании Большого и Мариинки. Когда появилась возможность, я напрямую обратился к возглавлявшему российское правительство Виктору Черномырдину. Просил поддержать два театра-гиганта, чтобы спасти русскую оперу и балет. Ситуация была критической, я не преувеличиваю. К чести Виктора Степановича, он внимательно все выслушал и понял, что меры надо предпринимать безотлагательно.
В Белый дом я ходил с Ириной Архиповой. Знаменитая меццо-сопрано, народная артистка СССР, Герой Социалистического Труда, лауреат всевозможных премий представляла Большой театр, а я, сравнительно молодой худрук, ─ Мариинку. Виктор Степанович обращался исключительно к Ирине Константиновне. Они оба ─ выходцы с Южного Урала, поговорили о малой родине, потом Архипова плавно перевела беседу на конкурс вокалистов имени Глинки, на который требовалось найти пятнадцать тысяч долларов. Разогретый воспоминаниями о родных местах, Черномырдин с легкостью согласился: «О чем речь? Конечно, выделим». И тут же дал соответствующее распоряжение помощникам. Архипова не скрывала радости, после чего стала прощаться. Аудиенция предшествовала заседанию правительства и была рассчитана минут на пятнадцать, за которые я не сказал ни слова. Понимая, что сейчас нас возьмут под локоток и выпроводят из кабинета, я позволил себе нарушить протокол и обратился к премьеру: «Я из Мариинского театра…». Он удивился: «Вот как? Думал, вы вместе с Ириной Константиновной… У вас, наверное, те же проблемы?» Пришлось возразить: «Нет, мой вопрос серьезнее пятнадцати тысяч долларов на конкурс. Жизненно необходимо в этом году найти десять миллионов…» Воцарилась мертвая тишина.
Я продолжил: «У нас получается разговор практически на бегу, но вы должны понимать, что не мы с вами, Виктор Степанович, строили Мариинский и Большой, и не нам их закрывать. Если не сделать решительных шагов по спасению национальных культурных святынь, придется потом потратить гораздо больше усилий и средств». Черномырдин отреагировал, как умел только он: «И где же я тебе возьму десять миллионов?» Тут я и позволил себе неполиткорректное высказывание: «Так вы же, наверное, больше тратите за день войны в Грозном! Или за час». Наша встреча, напомню, происходила в начале 1995 года, в момент острой фазы первой чеченской кампании. Моя реплика явно не понравилась Виктору Степановичу, в воздухе повисло напряжение. Но премьер сдержался и уточнил: «Что-то не так со зданиями, нужен ремонт?» Отвечаю: «И это тоже, но главное в другом. У нас дела, может, чуть получше, а в Большом, на мой взгляд, совсем плохо. Проблем много ─ от организации гастролей и продажи билетов, оказавшихся в руках криминала, до репертуара и состояния трупп. Корифеи, увы, уходят на покой, а талантливая молодежь предпочитает уезжать на Запад, где ей готовы платить адекватные деньги».
─ И что Черномырдин?
─ Дальше разговор пошел на повышенных тонах.
─ С обеих сторон?
─ Так получилось… Но в ключевой момент я произнес фразу, переломившую ход беседы. Спросил: «Виктор Степанович, когда вы в последний раз были в Мариинке?» Черномырдин, который сразу перешел на «ты», усмехнулся: «Дорогой друг, ну какие театры? Вокруг столько дел! Когда мне по ним ходить? Я же газовик и привык пахать. Знаешь, как у нас в отрасли дела решают? Назначил директора, если не справляется, голову отвернул и выбросил, другого на его место посадил… Нет времени ждать! Но ты меня убедил. В следующий приезд в Петербург обещаю прийти в твой театр, а пока давай ─ рассказывай». Мы вернулись к столу и еще минут сорок разговаривали. Досталось и референтам, плохо подготовившим Виктора Степановича к встрече. Я говорил о мизерных зарплатах, которые получают выдающиеся артисты и музыканты, о неподвижной очереди на жилье, о плачевном состоянии технических служб…
─ В итоге пришел Черномырдин к вам?
─ Честно? Потом мы неоднократно виделись в Большом, где проходили торжественные заседания и концерты по случаю важных дат, несколько раз встречались в Петербурге, был я у Виктора Степановича и в Киеве, где он работал послом России. Даже на дачу к нему ездил, с женой познакомился… Наши отношения с годами переросли в дружеские, я бы сказал, сердечные.
─ И все же, Валерий Абисалович? Не ответили на вопрос.
─ Допускаю, Черномырдин так и не посмотрел ни одного спектакля в нашем театре, но он выполнил другое данное мне в 1995 году обещание, государство выделило десять миллионов долларов на поддержку Большого и Мариинки. По тем временам сумма весьма внушительная! В результате нам удалось в переломный момент сохранить замечательную молодежь ─ Нетребко, Бородину, Галузина, Путилина, которые очень усилили оперную часть труппы. Уж что, а вовремя заметить талантливых певцов я умею. Аналогичным образом дела обстояли и с балетом.
Словом, личное вмешательство и твердая позиция Черномырдина сыграли положительную роль в судьбе современного российского музыкального театра. По крайней мере, я буду это помнить.
─ Вы всегда умели находить помощников и защитников…
─ Не думайте, будто у меня все легко и просто получается. Считаю, сегодня по-настоящему важно любой ценой объяснить, а может, даже под прессом общественного мнения заставить два профильных министерства ─ образования и культуры ─ вернуть уроки музыки в общеобразовательные школы. Пока не могу убедить…
Зачем разрушать то, что существовало и прекрасно работало? Мы же в детстве все пели, в каждой школе обязательно был хор. Спрашивается, кому они мешали? Сломать, а потом заново собирать ─ наша любимая забава… Да, нам удалось создать сводный детский хор России. Ребятишки прекрасные, изумительные, но это капля в море, этого неизмеримо мало!
Комментариев: 0