Спецрепортаж Юрия Снегирёва «Завод и накормит, и отравит», опубликованный в газете «ИЗВЕСТИЯ» в апреле 2010 года

Спецрепортаж Юрия Снегирёва «Завод и накормит, и отравит», опубликованный в газете «ИЗВЕСТИЯ» в апреле 2010 года.

Активисты экологического движения «ЗА» почти каждую неделю устраивают флеш-мобы. В руках — фотографии ненавистного завода.

Что важнее — экология или доходы? Спор об этом разделил жителей Владикавказа на два лагеря.

Сто лет во Владикавказе работает свинцово-цинковый завод. Из его продукции отливались пули для Первой мировой и для Великой Отечественной. Но осенью прошлого года произошла катастрофа — выброс сернистого газа, после которого город словно разделился пополам. На тех, кто требует немедленного закрытия завода, и тех, кто этого закрытия не желает. Это прежде всего рабочие, исправно получающие высокую зарплату, что в общем-то редкость на Северном Кавказе. Стороны уже готовы идти «стенка на стенку». Кто прав, а кто виноват, поехал разбираться наш обозреватель.

Свинцовый туман

Завод, построенный еще в 1898 году бельгийской компанией «Алагир», дымил себе потихоньку. А работал как зверь — из его продукции делали защиту ядерных реакторов, оцинковку вазовских машин. Утро 5 октября 2009-го жители Владикавказа запомнят надолго. По осенним улицам стелился сизый туман. Сначала на него никто не обратил внимания — время года такое. Но потом…

– Я шла на работу. Тут в горле стало першить, из глаз слезы. Ноги подкосились, стала задыхаться, — вспоминает тот страшный день Залина Каирова. — Прямо Освенцим какой-то из города сделали!

А произошло вот что. Рабочие после ремонта печи в сернокислотном цеху нарушили технологию ее запуска. Образовались диоксид и триоксид серы. Газ пошел в атмосферу. Погода была подходящая для образования сернистого тумана прямо над городом — моросил мелкий дождик. По разным источникам, нормы предельно допустимой концентрации диоксида и триоксида серы были превышены от 20 до 400 раз. Но самое поразительное, что газовые атаки продолжались и после 5 октября. Вплоть до 19-го город жил в химической тревоге. Местное телевидение показывало репортажи один страшнее другого. Вспомнили все: и то, что грунтовые воды под городом отравлены заводом, и что почвы из-за свинца малопригодны для жизни. «Кавказский Чернобыль», «Геноцид осетинского народа» — вот некоторые заголовки тех дней.

Общественность дружно поднялась на защиту экологии родного города. Около 800 человек собралось на площади. У всех на лицах марлевые маски — в знак протеста против травли свинцом и прочей гадостью, которую выпускает завод. Руководство завода признало свои ошибки и просчеты. Я видел внушительный список наказанных и лишенных премий. На завод пришел новый директор. Он пообещал до июля ликвидировать все тонкие места в технологической цепочке, запустить новые очистные сооружения. Но противостояние продолжилось. Руководству завода никто уже не верил…

Отступать некуда — позади проходная

Готов поклясться: о моем приезде на заводе не знали. Я позвонил прямо с проходной, представился. И меня на удивление быстро проводили к директору в кабинет. За длинным столом находилось все новое руководство завода во главе с директором Павлом Авдеевым. Как выяснилось, он только что закончил экологические курсы, и на моих глазах ему вручал диплом сам заведующий кафедрой экологии Северо-Кавказского государственного технологического университета Иван Алборов. Что говорить — момент торжественный. Но больно уж похоже на рояль в кустах.

– Предприятие у нас крупнейшее в этом регионе, — рассказывает директор. — Только в цехах трудятся 2,5 тысячи человек. А вместе со вспомогательными производствами — 4 тысячи. Производим помимо цинка и свинца кадмий, медь, серную кислоту. Вот в сернокислотном цеху осенью и случилась авария. К июлю мы запускаем новый сернокислотный цех. Обещаю: горожане не будут ощущать его деятельность на себе — там другие технологии. И труба в два раза выше будет!

– Я подтверждаю слова директора, — успокоил меня Иван Алборов. — Такое, как осенью, не должно повториться! ПДК, по моим расчетам, были превышены в 400 раз!

— Да нет же! В 30 раз — вот документы, замеры… — кто-то попытался возразить.

— Главное, вот уже 2 месяца от населения никаких жалоб. Телефон «зеленой линии» (по которой можно жаловаться на экологическую обстановку прямо в правительство. — «Известия») молчит, — говорит Авдеев.

Тут в дверь кабинета директора робко постучали. Женщина с двумя ребятишками.

– Извините, супруга, детей со школы забрала, — засмущался Авдеев и вышел из кабинета. Эту сценку я пронаблюдал с любопытством. В газетах писали, что директор прячет своих детей от свинцового тумана в Москве. Да и бывает на предприятии наездами, чтобы не отравиться.

Идем по территории. Я прошу проводить меня к источнику загрязнений — сернокислотному цеху.

– А вот он, — говорит директор, указывая на странную конструкцию из труб и резервуаров прямо под открытым небом. — Цех работает в автоматическом режиме.

Рядом с конструкцией стояла железнодорожная цистерна. На боках предупреждение: «Осторожно! Серная кислота!» В нее был воткнут шланг. Судя по булькающим звукам, резервуар наполнялся. Потянул носом — запах серной кислоты, знакомый еще по урокам химии.

– Не волнуйтесь, все в пределах нормы, — успокоил меня человек в оранжевой каске.

Зато в электролитном цеху запах просто шибанул в нос. Вечерняя смена лазила по емкостям с кислотой, отковыривая от рамок осажденные методом электролиза цинковые листы. Я посчитал: у половины рабочих на лицах респираторы. Другие работают так. Прямо в цеху курилка. К кислотному запаху примешивается табачный дым — хоть святых выноси.

— А вы что без респиратора? — спрашиваю Каурбека Хугаева, огромного роста электролитчика.

Вспомнил выражение: «Правда нужна как воздух». Это точно про ситуацию с заводом — то ли кормильцем, то ли отравителем. Только с одной оговоркой: воздух должен быть свежим, без примеси химии. Да и алхимии тоже.

— Зачем мне этот намордник? Я уже привык. Не чувствую. От табака вреда больше, надо бросать курить. Все не решусь.

— Как вы относитесь к тому, что общественность выступила за закрытие завода?

— Какая общественность? Общественность здесь, в цеху, работает. А на площади одни бездельники собираются. Пусть только попробуют! Мы сами выйдем на площадь! Мало не покажется!

Владикавказские металлурги не менее суровы, чем челябинские, воспетые в «Нашей Раше». Разогнать студенческий пикет для них — что сходить за пивом. Председатель профкома Валерий Кумалагов с трудом удерживает рабочие массы от беспорядков и разгрома на площади поборников экологии.

— Любая провокация только нашим противникам на пользу, — говорит профсоюзный босс. — Если надо, на площадь выйдут все наши с семьями. Десять тысяч наберется. Мы не позволим завод закрыть.

В Музее боевой славы я встретился с ветераном Великой Отечественной, полным кавалером ордена Славы Виктором Коняевым. Ветеран прошел войну от проходной завода до Праги. Очень горд, что позвали на Парад Победы в Москву.

— Я себя без завода не мыслю, — сказал мне орденоносец. — Отстоим родной завод. Отступать некуда — позади проходная. Не бывать закрытию! Я в Кремль жаловаться поеду!

Владикавказскому пролетариату есть что терять. Зарплаты, например, в электролитном цеху 18-20 тысяч рублей. Сумма для Кавказа фантастическая. А еще беспроцентные кредиты на покупку машины и даже квартиры. Бесплатные обеды. Правда, вместо молока за вредность в столовой выдают специальные кисели — они тяжелые металлы лучше выводят. На общероссийском конкурсе коллективных трудовых договоров местный занял первое место. Детские сады, пионерлагерь, дворец культуры «Металлург», где даже Пугачева с Леонтьевым выступали. Огромная гордость — заводской профилакторий «Сосновая роща» с соляной пещерой и зубоврачебными креслами стоимостью в «Мерседес». Что тут сказать — я словно попал назад в СССР. Даже на Московском радиозаводе, где я работал радиомонтажником и вдыхал вредные пары от припоя, такой заботы о здоровье не было. Но пока я разговаривал с Каурбеком в электролитном цеху, глаза мои покраснели. И я поскорее вышел на пока еще свежий воздух.

Чужие здесь не ходят?

Они встречаются в «Одноклассниках». На специальном форуме. Знают друг друга по никам. Их объединяет одно — любовь к экологии. Или ненависть к заводу. Для них это одно и то же.

— Я в Москву собираюсь переезжать, к родственникам. Работу там хорошую нашла, — делится со мной Залина Каирова, молоденькая девчушка с добрыми глазами. — Но пока завод не закроем — с места не сдвинусь. И я счастлива, что интернет объединил нас для борьбы за правое дело. Нас уже 8 тысяч по всей России. Это дело каждого осетина. Ведь это вопрос выживаемости всей нации! — Глаза девчушки стали стальными.

Мы сидим в уютной мансарде в самом центре Владикавказа. В штабе экологического движения «ЗА». Это не «за» завод, как вы понимаете. Расшифровывается просто: «Зеленая Алания». Возглавляет инициативную группу депутат местного парламента Мадина Гуриева. Она достает документы: отчеты, справки, графики. Спорить с Мадиной я и не собираюсь. Свинец — дело ядовитое. Даже ядовитее паров серной кислоты. Мне перечисляют список болезней, которые провоцирует местное вредное производство. Воспаление лимфоузлов, врожденные пороки развития суставов, порок сердца, сахарный диабет, онкология, в том числе лейкозы, и даже слабоумие.

— Ребята, закроют завод, а рабочие места не жалко терять? Это же социальный взрыв будет. Почище Пикалёва, — возражаю я активистам.

— Когда в начале 90-х Северная Осетия в одночасье потеряла 90 тысяч рабочих мест — социального взрыва не произошло. Никто в ваххабиты не пошел. Войну за независимость не начинал. А здесь всего пара тысяч человек. Их легче трудоустроить. Времена уж не те. В конце концов терминал логистический можно открыть. Подъездные пути уже есть, — рассуждает еще один парень из «ЗА» Казбек Дзлиев. — Только границу с Грузией надо открыть…

У нас получился замкнутый круг. Чтобы не было войны, чтобы были рабочие места, пенсии, нужно не закрывать заводы, а строить новые. Чтобы развивался туризм, нужна социальная стабильность и инвестиции. Понятно, что в «свинцовом тумане» ни один горнолыжный курорт не заработает. Значит, надо вкладывать деньги в экологичное производство. А закроют цинковый завод во Владикавказе — кто из нынешних бизнесменов хотя бы рубль вложит? Бизнес к таким вещам относится очень недоверчиво. Безвыходная ситуация?

— По-моему, все предельно просто, — заверяет меня председатель комитета парламента по аграрной и земельной политике, экологии и природным ресурсам Рафаэль Беликов. — Завод произвел выбросы. Заплатил штрафы, правда, смехотворные. Руководство сменилось. Но главное — до июля завод взял обязательства переоснастить вредное производство. Вложил уже 5 миллиардов рублей. Если после июля выбросы продолжатся, мы будем действовать в судебном порядке вплоть до закрытия предприятия. А сейчас рубить с плеча не будем. Осетия получает налоги. Да и звание металлургической республики просто так отдавать не нужно.

И напоследок мое личное наблюдение. В 2006 году завод купил один металлургический уральский холдинг. К тому времени предприятие так захирело, что по нему было просто страшно ходить. Новые хозяева принялись возрождать производство. Даже всю отравленную землю на территории поменяли, посадили траву и яблони. Руководство республики поначалу не могло нарадоваться на новых капиталистов. А потом в отношениях появилась странная натянутость.

— Понимаете, это Кавказ, — рассказывал мне один из топ-менеджеров завода уже не под запись. — До нас тут считалось хорошим тоном делать руководству богатые подарки. У нас совершенно другой подход. Мы вкладываем деньги в реальные проекты. Вот местному суворовскому училищу помогаем — канализацию переложили. Сделали так, чтобы дети в кружках бесплатно занимались. Отстроили профилакторий. Но все равно мы здесь остаемся чужими. Вся эта травля неспроста. Рядом завод «Победит». Любого эколога кондрашка хватит, если он туда зайдет. Но его вроде как не существует для тех, с площади… Но мы еще поработаем. Посмотрим, кто кого…