Гости ли осетины на своей земле?

профессор, заведующий кафедрой

политологии Северо-Осетинского

государственного университета

им. К.Л. Хетагурова

        Часть первая

После распада СССР на территории СНГ возникли сотни национальных движений, партий, общественно-политических и религиозных объединений, исповедующих различные идеологии — систему политических, правовых, нравственных, религиозных, эстетических взглядов и идей, в которых осознаются и оцениваются отношения людей к действительности.¹ Поскольку идеология — духовное явление, то она должна, на мой взгляд, оцениваться такими категориями, как истинная или ложная, правильная или иллюзорная. При анализе национальной политики и межнациональных отношений, причин, характера, специфики этнополитических конфликтов, межнациональных войн и этнических чисток необходимо учитывать идеологический фактор. В условиях противостояния отдельных народов Кавказа (например, грузин и абхазов, грузин и южных осетин, армян и азербайджанцев и т.д.) каждый субъект этнополитического процесса, как правило, опирается на собственную идеологию, чаще всего националистическую.  Национализм, таким образом, становится идеологией     и политикой  в национальном вопросе, основа которых — трактовка нации как высшей ценности  и формы общности. Обращаю внимание на то, что национализм (порой трудно отличить национализм от патриотизма) в истории многих народов выступал как мощная объединяющая сила в борьбе за национальное освобождение в Европе, Африке, Азии и Латинской Америке (XIX — XX вв.). Однако с распадом СССР на постсоветском пространстве, который сопровождается  маниакальной идеей национального превосходства, национальной исключительности, а иногда и  «богоизбранности» численно больших наций над национальными меньшинствами. Наиболее наглядно это проявилось на территории  бывшей Грузинской ССР, где за период  «демократических реформ» произошли межнациональные конфликты и войны, которые развязало политическое руководство «демократической» Грузии на территории Южной Осетии (в 1989—1992 гг.) и Абхазии (в 1992—1993 гг.). При этом грузинские власти активно распространяли  и до сих пор распространяют  идеологию крайнего национализма (шовинизма), стоящего рядом с фашизмом и расизмом. Все это в Тбилиси прикрывается  рассуждениями о «единстве и территориальной целостности Грузии», о «соблюдении конституционных норм» и т. д.

Власти Южной Осетии и Абхазии разыгрывают также националистическую карту и трактуют осетинскую и абхазскую нации как высшую форму общности, которая должна быть мощной объединяющей силой в борьбе против грузинской агрессии, за национальное освобождение бывших автономий «малой империи», каковой Грузию справедливо назвал нобелевский лауреат А.Д.Сахаров.²

С конца 80-х годов и по настоящее время в Грузии издано немало «научных трудов» по истории Южной Осетии и Абхазии, где существенно искажается не только история осетин и абхазов, но и самих грузин, в целом Грузии. Причина такого негативного явления, на мой взгляд, кроется в том, что многие грузинские интеллектуалы, издающие  труды по истории, руководствуются не научными принципами, а идеологическими. Грузинские авторы, стоящие на позициях грузинского шовинизма, своими «научными трудами» по истории Южной Осетии и Абхазии, грузино-осетинских и грузино-абхазских отношений внедряют в сознание читающей  общественности мифы и легенды о «богоизбранности  грузин», «недоразвитости осетин и абхазов», «национальном превосходстве» грузин над другими народами бывшей Грузинской ССР. К числу таких «научных работ», с моей точки зрения, относятся труды А.М.Ментешашвили «Из истории взаимоотношений грузинского, абхазского и осетинского народов» (Тбилиси, 1990 г.), «Заключение комиссии по изучению статуса Юго-Осетинской области» (Тбилиси, 1991 г.), «Исторические и политико-правовые аспекты грузино-осетинского конфликта и основные пути его урегулирования» (Тбилиси, 1992 г.), «Осетинский вопрос» (Тбилиси, 1994 г.) и др. Если сопоставить рассуждения и выводы авторов этих работ, являющихся в различной степени духовными и идеологическими наставниками воинствующих  грузинских нацистов, развязавших две крупномасштабные межнациональные войны (в Южной Осетии в 1989—1992 гг., и в Абхазии в 1992—1993 гг.), то бросается в глаза их однотипная непримиримость по отношению к южным осетинам и абхазам, национально-государственным образованиям этих народов, которые не признаются равноправными с грузинами. Это подчеркивает невиданную остроту проблемы, явную ее идеологизированность, сложность и противоречивость.

Менталитет абхазов, грузин, осетин, других народов Кавказа традиционно тяготеет к истории. Отсюда повышенный интерес к историческим исследованиям, которые  заметно влияют на формирование общественного сознания. Особое негодование вызывают труды грузинских интеллектуалов, где в той или иной степени искажаются факты, фальсифицируется история. В них используются идеологический инструментарий «великой» и «богоизбранной Грузии» для морально-психологического подавления национального самосознания южных осетин и абхазов, уничтожение их национальной государственности. В отличие от авторов «Осетинского вопроса» мне не хочется заниматься софистикой и поэтому не буду подкреплять свои суждения и выводы ссылками на газетные статьи столетней давности. Однако в случае необходимости, при большом желании задеть грузин, их честь и достоинство, можно найти десятки газетных статей, других источников, на которые можно было бы сослаться, характеризуя их в негативных тонах. Но ученый от щелкопера тем и отличается, что он тщательно проверяет факты, сопоставляет их всесторонне, анализирует проблему, скрупулезно изучает источники. И это делается не только ради науки, но еще и для того, чтобы не оказываться в положении идеологизированного профессора истории Б.В.Гемкрелидзе. Бахва Вахтангович, искажая историческую правду, утверждает, что осетины в Грузии, включая Южную Осетию, жили на правах крепостных крестьян, которые там именовались «хизанами».³ Тут профессор истории суть вопроса недоговаривает. Дело в том что в Южной Осетии наряду с крепостными крестьянами было немало свободных осетин, которые не принадлежали ни грузинским помещикам, ни российской казне. Русский исследователь первой половины XIX века А.Г.Яновский по этому поводу писал: «В Осетии (Южной Осетии — В.Дз.) не существует разделения народа по классам: все без исключения пользуются одинаковыми правами и занимаются единственно земледелием. Есть, впрочем, несколько фамилий, которые ведут свое происхождение от древних осетинских князей: они лично пользуются некоторым в народе уважением, которое, однако же, дается им не по происхождению, а по их силе… Осетин можно разделить: 1) на свободных, не признающих над собой никакой власти; 2) на принадлежащих казне; 3) подвластных помещикам, и именно грузинским князьям Эристовым и Мачабеловым».⁴ Описание Южной Осетии А.Г.Яновским существенно помогает нам восстановить историческую правду. Б.В.Гемкрелидзе в своем «научном труде» представил всех южных осетин «хизанами» для того, чтобы убедительнее выглядел его главный  стратегический и идеологический (а не  научный!) вывод — осетины в Южной Осетии всегда были «гостями на грузинской земле» и поэтому у них нет на нее никаких прав.

А.Г.Яновский, который  более или менее объективно, без идеологических  пристрастий и конъюнктурщины, написал  в 1838 году очерк о Южной Осетии, дает правдивую характеристику всем трем сословиям или разрядам осетин. «Разряды эти не имеют ничего определенного, — писал А.Г.Яновский, — первые основывают права свои и преимущества на необузданной свободе, соблюдая между собой одни только семейные связи, ибо в ущельях и деревнях нет никаких властей: каждый способный  носить оружие почитает себя вполне независимым. Убийства между ними бывают весьма часто, наказываются одним мщением, со стороны родственников убитого. Большая часть этих осетин никогда не покидали гор своих и потому о гражданском быте не имеют никакого понятия. Казенные  крестьяне отличаются от них только тем, что имеют сношения с Карталинией, платят подати, впрочем, маловажные, и имеют над собой  Моурава,  что значит на грузинском языке «пристав», которого, однако   же, мало уважают. Из крестьян помещичьих, живущих в ущельях Горийского уезда, повинуются своим владельцам только в некотором отношении, платя им подать баранами и другими сельскими произведениями; живущие же в отдаленных ущельях, вовсе не признавая над собой их власти, не используют никаких их требований. Этого разряда осетины также никаких податей в казну не платят и не отбывают повинностей  (разрядки наши. —В.Дз.). Все осетины одного происхождения  имеют собственный язык, не имеющий, впрочем, письменности. Они не управлялись никогда царями и, по грузинским летописям, задолго до рождества Христова известны набегами своими на Иверию и Армению».⁵ Таким образом, осетины в Южной Осетии не были и не могли быть сплошной массой «хизан», т.е. крепостных крестьян. Такая версия понадобилась Б.В.Гемкрелидзе лишь для того, чтобы вводить читателя в заблуждение. Трудно себе представить никому не подчиняющихся осетин на «исконной территории Грузии», где даже грузинским крестьянам в обязательном порядке приходилось выполнять определенные обязанности перед своими помещиками. Б.В.Гемкрелидзе прекрасно понимает невозможность такого положения в Грузии. Другое дело, если такое положение складывалось в Южной Осетии, где осетины чувствовали себя увереннее, так как  жили на исконной территории своей исторической родины.  В Южной Осетии вместе с осетинами веками проживали грузины, а также представители других народов. На протяжении многих столетий между ними сложились устойчивые предсказуемые  взаимоотношения, которые характеризовались не только конфликтами, обидами и недоразумениями. Многие осетинские и грузинские семьи и роды (фамилии) поддерживали не только добрые, но и действительно братские отношения. Немало было заключено и межнациональных грузино-осетинских браков. Осетинские крестьяне, которые неплохо владели грузинским языком, переняли многое из культуры более могущественного соседнего народа, жили мирно по лучшим национальным традициям. Скандалы и проблемы возникали в основном тогда, когда грузинские помещики (Мачабеловы, Эристовы и др.) под различными предлогами начинали требовать от осетинских крестьян больше положенного. Используя свои возможности, грузинские помещики объективно были заинтересованы в том, чтобы подчинить своему влиянию если не всех, то хотя бы как можно больше осетинских крестьян. Однако, как верно подметил в 40-е годы XIX века А.Г.Яновский, осетины в Южной Осетии в основной своей массе жили по своим традиционным осетинским законам. Большая часть осетин не подчинялась грузинским помещикам и князьям. Они жили на своей исконной территории и исповедовали обычное право осетин.

Трудно себе представить осетина, чеченца, кабардинца, представителя любого другого народа Кавказа, живущего на территории соседнего народа или страны и не  подчиняющегося его законам и традициям. Такое возможно только тогда, когда человек живет на своей территории, на земле своих предков. Именно это обстоятельство придает и отдельно взятому человеку, и в целом народу дополнительные и всегда объяснимые силы в борьбе против притеснений и угнетателей. Если бы осетины в Южной Осетии были только «хизанами», т.е. крепостными крестьянами, которые «в поисках куска хлеба перешли из Северной Осетии в историческую провинцию Грузии — «Шида Картли», их бы, в случае необходимости, власти и обстоятельства могли заставить четко выполнять все установки грузинских помещиков и дворян. Б.В.Гемкрелидзе приводит на 180-й—185-й страницах книги «Осетинский вопрос» сведения о том, что осетинские «хизаны» своевольничали и не всегда подчинялись грузинским помещикам, которым иногда  не выплачивали  предусмотренные законом налоги. Все это косвенно подтверждает неоспоримый факт,  что «хизаны» не были «пришельцами за куском хлеба из Северной Осетии».

Осетины были коренными жителями Южной Осетии, которую справедливо рассматривали  как исконную территорию проживания осетин или, проще говоря, родину. Б.В.Гемкрелидзе приводит немало архивных документов, комментирует их, анализирует и сопоставляет факты, но при этом не всегда делает объективные, с точки зрения науки, выводы. А иногда он сам себе противоречит. «В архивных  документах четко отражено, — пишет он, — что осетины, пополнявшие в Грузии контингент крепостных крестьян грузинских дворян, принадлежали к категории «хизан». Поэтому согласно официальным договорам на них возлагались определенные обязанности перед грузинскими помещиками. Договоры между помещиками и «хизанами» оформлялись на 4, 9 и 18 лет. Если «хизаны» не выполняли предусмотренные договорам условия, или, если по истечении срока договора он не возобновлялся, они были обязаны покинуть эти места, в противном  случае помещик имел право выселить их».⁶  Все правильно. Таковы были законы между помещиками и их крепостными крестьянами. Однако Б.В.Гемкрелидзе утаивает от читателей истинные причины того, что «хизаны», не выполнявшие предусмотренные условия договоров с грузинскими помещиками, практически не наказывались. Ему бы следовало, на мой взгляд, пояснить причины такой «особой лояльности» грузинских помещиков к осетинским «хизанам», которые, ко всему прочему, еще и «хищническим образом уничтожили наши (грузинские — В.Дз.) леса, что могло привести к экологической катастрофе».⁷ Грузинский историк доказывает, что варварское и бесцеремонное отношение к грузинской природе со стороны осетинских пришельцев — «хизан» дало свои отвратительные результаты, вследствие чего грузинская земля «стала интенсивно вымываться Лиахви (река — В.Дз.) и горными ручьями».⁸ Читатель, не знакомый с фактами истории, архивными и другими источниками, может поверить профессору Б.В.Гемкрелидзе. То, что он пишет, не тянет даже на тенденциозное и предвзятое освещение сложной проблемы истории. Это ее полная профанация. Разве не изменяет историку элементарная логика, когда он утверждает, будто пришельцы — «хизаны», у которых, кстати, не было никаких юридических или обычных прав на землю Южной Осетии, «бесцеремонно», «хищнически» относились к ней, вели себя более или менее свободно, «уничтожали грузинские леса» и своими действиями создавали в чужой стране, т.е. в Грузии, «экологическую катастрофу»? В такие наспех сочиненные историко-идеологические байки могут поверить только те, кому очень хочется этого. Вне круга грузинских историков, выполняющих различного рода социально-политические заказы, такие политизированные и идеологизированные версии истории серьезно даже не рассматриваются.

Любому трезвомыслящему историку понятно, что пришельцы, если они действительно пришельцы, в чужой стране не могут вести себя так бесцеремонно. Не могут по нескольким причинам. Главная из них — юридические законы государства, где  пришельцы устраивают беспредел. Статус пришельца, т.е. бесправного человека, в силу целого ряда объективных обстоятельств, никому не позволяет своевольничать. Чужая страна и ее коренной (автохтонный) народ, который по всем параметрам (статус коренного народа, численное превосходство, законы, защищающие его права, обычное право и т.д.) имеет преимущества перед пришельцами, никогда не позволит каким-то «хизанам» «бесцеремонное отношение к своей природе». У грузинских помещиков и дворян на исконно грузинской территории, т.е. за пределами Южной Осетии и Абхазии, были действительно большие права над своими «хизанами», которые вели себя законопослушно, тихо и спокойно. Однако крестьяне Южной Осетии в основной своей массе вели себя более свободно только потому, что жили на своей исконной территории. Именно этот фактор придавал им дополнительные моральные силы в борьбе против грузинских помещиков Мачабеловых и Эристовых, которые необоснованно претендовали на право владеть осетинскими крестьянами. На этот счет имеется достаточно много серьезных источников. Но я преднамеренно сошлюсь на мнение выдающегося русского ученого М.М. Ковалевского⁹, который объективно, без идеологических пристрастий во второй половине XIX века исследовал историю  и этнографию народов Кавказа. Дело не только в его большом научном авторитете, но и в том, что Максим Максимович Ковалевский был «нейтральным» ученым и потому возможные его обвинения в конъюнктуре здесь абсолютно неуместны. «Переход осетин под владычество русских, — писал он, — сопровождался значительными переменами в их общественном быте. Прежней зависимости их, на юге от России, на севере — от Кабарды, положен был конец, и это обстоятельство сказалось прекращением тех постоянных враждебных столкновений с соседними племенами, которыми характеризовался дотоле их общественный быт. И в среде самих осетин приняты были действительные меры к упрочению мира и спокойствия. Вся страна (имеется в виду Северная и Южная  Осетия — В.Дз.), разделена на приставства и включена со временем в состав Тифлисской губернии (Южная Осетия — В.Дз.) и Терской области (Северная Осетия — В.Дз.)¹⁰.  Как видим, М.М.Ковалевский под «страной осетин» подразумевал  Северную и Южную  Осетию. Более того, он справедливо подчеркивал, что северные осетины притеснялись кабардинскими феодалами, а южные осетины — грузинскими помещиками. На самом деле так и было. Анализируя взаимоотношения осетин с соседними народами, в том числе и с русским, М.М.Ковалевский точно подметил благосклонность осетин к русским и России. При этом он правильно увидел истоки доброжелательности осетин к России,  первопричину тяготения небольшой по численности горской народности к русским. Это «защита от угнетения соседей (грузинскими и кабардинскими феодалами — В.Дз.), какая дана была осетинами самим фактом поступления их под русское владычество».¹¹ Здесь трудно возразить русскому ученому. В подтверждение своего  вывода М.М.Ковалевский  приводит письмо И.Ф.Паскевича графу А.И.Чернышеву от 26 августа 1830 года, где было  сказано: «Народ этот (осетины — В.Дз.)… находился в зависимости у других, сильнейших племен. Притесняемый с северной стороны кабардинцами, а с южной  — грузинскими и имеретинскими князьями, оный, при первом появлении в сей стране (Южной и Северной Осетии — В.Дз.) российских войск под командою графа Тотлебена, встретил их как своих избавителей».¹² Касаясь причин ряда восстаний в Осетии, М.М.Ковалевский справедливо подчеркивал: «Восстания эти были вызваны на южном склоне гор (Южной Осетии — В.Дз.) притеснениями помещиков — Эристовых и Мачабеловых, обнаруживавшие  притязание  на принадлежность им осетин (разрядки мои — В.Дз.).¹³ На самом деле большинство этих осетин не имели никакого отношения к грузинским помещикам. Именно поэтому их «притязание на принадлежность им осетин» вызывало  у последних бурный протест, а иногда массовые выступления. Тем не менее Эристовы и Мачабеловы имели куда больше возможностей для того, чтобы узаконить свои необоснованные претензии на владения крестьянами Южной Осетии. Представители  Эристовых и Мачабеловых занимали  ответственные и важные посты в русской администрации на Кавказе. Многие из них дослуживались до офицерских и генеральских чинов в армии России. В середине XIX века, на протяжении многих лет, начальником центра Кавказской  линии был князь Эристов¹⁴, который пользовался большим влиянием на русский генералитет на Кавказе. Царский генерал князь Эристов как опытный интриган и талантливый проводник  колониальной политики на Кавказе сделал многое  для обострения земельных и межнациональных отношений в регионе. Он делал все возможное, чтобы ослабить влияние осетинских старейшин (феодалов) на подвластных им крестьян. Особенные усилия генерал Эристов направлял против дигорских феодалов (баделят), которые, по его мнению, были «фанатиками-магометанами», притеснявшими крестьян. Его очень беспокоило то, что в Дигории, т.е. в Западной Осетии, «медленно развивается христианство», и многие дигорцы-осетины «вновь перешли в магометанство».¹⁵ Такую «отеческую заботу» об Осетии и осетинах с некоторыми оговорками можно было бы приветствовать, если бы он так же «искренне» заботился об осетинах-христианах Южной Осетии. Однако там он способствовал угнетению осетин, которых хотел полностью подчинить непосредственному влиянию князей Эристовых и Мачабеловых. В 1850 году генерал Эристов в докладной записке главнокомандующему русскими войсками на Кавказе сообщил о натянутых отношениях между дигорской (осетины Западной Осетии) знатью и трудовым народом. Преувеличивая вражду между знатью и простым народом, генерал писал, что «в Дигории трудно ожидать добрых последствий, в особенности если дело это продлится (натянутые отношения между баделятами и трудовым народом — В.Дз.) и не получит в непродолжительном времени окончания. Ненависть друг  к другу так велика, что каждый из них употребляет все меры погубить другого».¹⁶ Конечно, взаимоотношения крестьян и знати всегда и везде были сложными и противоречивыми. Осетия здесь не исключение. Однако еще более сложными и противоречивыми были взаимоотношения грузин, особенно знати, и осетинского населения Южной Осетии.

Публикуется с разрешения редакции журнала «Цард». Продолжение статьи можно прочитать в свежий номере, который можно приобрести в интернет-магазине Дукани.Ру