Екатерина Толасова — об особенностях профессии, ностальгии по Осетии и творческих проектах

Её можно представить с микрофоном в руках, у печи с осетинским пирогом или за трибуной, уверенно презентующей коммуникационную стратегию перед большой аудиторией. И в каждом из этих образов она остаётся настоящей. Екатерина Толасова — человек, в котором удивительным образом сочетаются кавказское воспитание и столичная закалка, публичность и внутренняя глубина, высокая должность и самоирония. Она начинала с  заметок в молодежной газете, прошла путь до пресс-секретаря Министра науки и высшего образования Российской Федерации, а теперь входит в руководство сильнейшего вуза страны — Московского физико-технического института (МФТИ). Её телеграм-блог «Блондинка» читают тысячи человек по всей России, а просмотры авторского проекта «Настоящие» на YouTube перевалили за полмиллиона. И во всём этом — от заголовков до решений — четко прослеживается её неослабевающая привязанность к родной Осетии.
В этом интервью — про внутренний код, который не обнуляется со сменой прописки, жизнь на два города, преодоление стереотипов и смелость быть настоящей даже на высоком чиновничьем посту.

– Вы — и чиновник, и пиарщик, и блогер, и кавказская девушка, проводящая выходные у кухонной плиты. В какой из этих ролей вы чувствуете себя «настоящей» сильнее всего? А в какой — приходится играть, хотя бы иногда?

– Скажу, наверное, не слишком красивую для интервью вещь, но и госслужба, и пиар, и тем более соцсети — это, увы, про необходимость играть. Так устроены эти профессии: в них много фасада. Чтобы быть эффективной, ты учишься сглаживать острые углы, становиться разговорчивее, чем тебе свойственно, улыбаться, когда устала, и, чего уж греха таить, приукрашивать быт — в том числе публичный. Это не лицемерие, а профессия. Играешь не из фальши, а потому что иначе — не работает. Но если говорить о точке, где я совсем без ролей и даже без макияжа — это, конечно, дом. На кухне я не доказываю, не убеждаю, не выстраиваю стратегию. Я просто живу. И в этом больше правды, чем во всех публичных трибунах. Может быть, именно поэтому эта роль мне ближе всех остальных.

– Я читала ваше свежее интервью, слежу за каналом «Блондинка», который вы ведете. Вы очень часто и много рассказываете об Осетии. Так трепетно, красиво, душевно, что даже я, выросшая там, начинаю смотреть на неё по другому и подмечать то, что всегда казалось естественным. Чем обусловлена такая потребность? 

– Думаю, моя любовь к Осетии обострена потому, что я почти всю свою жизнь… по ней скучаю. Так вышло, что с шести лет я жила не в Осетии, а хоть и близко, но в соседней Кабардино-Балкарии, потом — в Москве. Каждый раз, когда мы заезжали во Владикавказ, внутри происходило что-то непередаваемое — будто возвращалась не в город, а в себя. Это было не про географию, а про ощущение дома, который живёт в тебе, даже когда ты давно не живёшь в нём. И вряд ли этим могут похвастаться все жители Осетии, а я вот с детства наизусть знала песни Аллы Хадиковой, Романа Джихаева-старшего, других осетинских исполнителей. Эти мелодии были моим языком памяти, моего «я» до всех переездов и взрослений. Мне всегда хотелось говорить об Осетии — потому что, проговаривая, я как будто возвращаюсь туда. Возвращаю себе право скучать, помнить, любить.
Чем дольше живу вне республики, тем больше понимаю: родина — это не где ты живёшь, а где ты чувствуешь. И у меня это чувство — с детства, в крови, в голосе, в выборе слов. Оно просто не проходит. Да я и не хочу, чтобы проходило.

– Расскажите о вашей семье — кто-нибудь из родных связан с журналистикой или творчеством в целом?  

– В нашей семье не было журналистов в прямом смысле слова, но творческое начало присутствовало всегда — просто проявлялось по-разному.
Мой папа — лётчик. В детстве я испытывала особую гордость, когда видела его за штурвалом или просто в форме — ему она невероятно шла. Это был по-настоящему неземной человек: добрый, мудрый, надёжный. Таких, кажется, больше не делают. Нас с братом воспитывали довольно строго, в духе кавказских традиций, но при этом с папой у нас были очень доверительные отношения. С сохранением положенной субординации, конечно. Он всегда находил время, чтобы поговорить с нами — о жизни, о людях, о справедливости. В его системе координат духовное всегда стояло выше материального. Деньги были для него не целью, а всего лишь инструментом. И все мои ориентиры, всё, что я считаю настоящим и правильным, — безусловно, заложено им. Именно он когда-то предложил мне подумать о профессии журналиста, заметив, как легко мне даются школьные сочинения. Я прислушалась — и ни разу не пожалела. А вся моя дальнейшая карьера, как я понимаю теперь, строилась ради того, чтобы у него было больше поводов для гордости. Это стало ясно только после его ухода — когда вместе с ним куда-то ушёл и мой прежний карьерный азарт.
Мама — человек другого, тонкого творчества. Она училась на искусствоведа, увлекалась модой, до сих пор обожает фотографировать. Она отказалась от профессиональной реализации ради того, чтобы мы с братом всегда были окружены заботой. Благодаря ей в нашем доме всегда тепло, вкусно, спокойно. И мне кажется, если у меня есть способность заботиться — о людях, проектах, словах, — то это от неё.
Брат хоть и юрист по образованию, но всю жизнь увлекается музыкой. Так что творчества в нашей семье — хоть отбавляй.

– Вы рассказывали о том, что заразились журналистикой еще в школе? В каком примерно возрасте и было ли это тогда судьбоносным решением?  

– В Нальчике я училась в легендарной шестой школе, и всегда была ярой активисткой, участвовала во всех общественных акциях, часто и организовывала их сама. И в этом очень помогали и поддерживали учителя. Оглядываясь назад, мне кажется, что с учителями я дружила еще сильнее, чем с одноклассниками. Так вот благодаря учителю истории Аслану Тетуеву мы решили выпускать школьную газету. Это было очень забавно. А потом Аслан Мажмудинович отвел меня в одну из настоящих редакций, с которой он дружил. Так я в 16 лет оказалась в молодежной газете, начала работать там еще не получив школьный аттестат и получила первые уроки реальной жизни.

– Первая статья в газете — помните о чем она была? И что это было за издание?  

– Это точно была та самая «Молодежка». О чем была самая первая статья, конечно, не вспомню, но знаю, что у мамы есть целый шкаф с архивом моих газет, в котором абсолютно все мои публикации с первого дня работы и наверно до отъезда в Москву.   

– Вы часто говорите о важности цели. Москва — это тоже была цель?

– Конечно, я, как и все целеустремленные дети, мечтала о Москве еще в школе. Но для меня это было всегда чем-то нереальным. Папа был против даже командировок — говорил, что до замужества девушка должна ночевать только в родительском доме. Я с этим не спорила, работала в Кабардино-Балкарии и была вполне довольна. Когда поступило предложение от сенатора  Александра Тотоонова стать его помощником, я работала начальником управления пресс-службы Парламента Кабардино-Балкарии. Я, естественно, рассказала об этом предложении папе исключительно чтобы похвастаться, даже не мечтая о переезде. Но папа вдруг сказал «давай!» — и понеслось.

– В какой момент вы поняли что большой город вас принял? Запомнилось это ощущение?

– Наверно, первое ощущение, что Москва — это мой город, появилось только через год. А укрепилось — лет через 5. В Москве всё быстро… кроме адаптации. Очень хорошо помню первый год в столице. Это был год мощного личностного и психологического роста, когда каждый день приходилось преодолевать себя. Привыкнуть к одиночеству в толпе после уютного города, где всех — от мэра до продавца овощей на рынке — знаешь по именам, непросто.  Сегодня вспоминать тот период приятно, но я точно знаю, что у любого человека шансов сломаться в период адаптации в Москве очень много. Мне было чуть легче — я была, можно сказать, в тепличных условиях, благодаря почти отеческой заботе своего руководителя — Александра Борисовича Тотоонова, за что я ему очень благодарна.

– Вы быстро адаптировались в зоне больших кабинетов? Наверное, непросто добиться профессионального признания на федеральном уровне, где маленькая ошибка может стать фатальной для карьеры.

– Строить карьеру в федеральных органах власти действительно непросто. Но это, без преувеличения, отличная школа жизни — с чёткими правилами, высоким уровнем ответственности и очень жёсткой конкуренцией. Там не прощают наивности и слабой подготовки, особенно в коммуникациях: одна неудачная формулировка может стоить репутации, а одна пауза в неправильный момент — карьеры. Но именно такая среда очень быстро учит думать на два хода вперёд, быть собранной, уметь не расплескать эмоции и не терять человеческое лицо в самых сложных ситуациях. И если ты не просто выживаешь, а ещё и растёшь внутри этой системы — значит, тебе действительно туда.

– Есть такая шутка: осетин мало, но они везде есть. Нас правда много на госслужбе?

– К счастью, с каждым днем всё больше. Пару лет назад поймала себя на мысли, что практически в каждом министерстве, в госкорпорациях, крупнейших бизнес-компаниях на высоких позициях трудятся сотни уроженцев нашей республики. Многих из них я знаю лично, и это не просто классные специалисты, это профессионалы, которые могут разработать стратегию развития отрасли, решить сложнейшие задачи, а заодно процитировать Ницше и, скажем, Ортегу-и-Гассета. Мы с ребятами стараемся быть на связи и часто взаимодействуем по рабочим вопросам. А вообще Осетия дала миру столько талантов, что будь у нас еврейская сплоченность и способность поддерживать друг друга, мы были бы непобедимы.

– Года три назад в СМИ прошла новость, что пресс-секретарь министра науки и высшего образования стала проректором СОГУ? Неожиданное на мой взгляд решение. Что стояло за этим поворотным моментом?  

– Мне и самой до сих пор непонятно, но действовала я совершенно иррационально, ориентируясь на интуицию. Просто в один момент приняла решение уволиться с высокой должности, закрыть квартиру на Кутузовском проспекте и взять билет в один конец — домой. Настолько сильно хотелось этой размеренной владикавказской жизни: когда можно на обед уехать в горы, а вечером пить капучино на проспекте, глядя на Столовую гору; гулять под дождём, не проверяя почту; участвовать в семейных застольях, где за один ужин решается судьба республики, обсуждается мировая политика и выясняется, где вкуснее шаурма — на 26-й школе или в «Сирии». Хотелось замедлиться, наблюдать, как растут деревья, и считать это суетой. Очевидно, мой уровень усталости и перегруза достиг точки «Смыси, оу, тормози!». И казалось, что я больше никогда не вернусь в столичную гонку. 

– Жалели об этом решении? Положа руку на сердце…

– Ни разу! Я провела просто волшебный год в Осетии. Это действительно уникальный регион, в котором живут потрясающие люди. В Осетии даже воздух добрый. Там люди как-то по-особенному смотрят друг другу в глаза, здороваются даже с незнакомцами и по-настоящему слушают, когда спрашивают «Как дела?». Там официант запоминает твой любимый кофе и не включает в счёт сироп, потому что «это же полпорции, как за это деньги брать?!». Там сосед может подвезти тебя на машине, даже если ему вообще в другую сторону — просто потому, что встретил тебя утром в лифте. Там фармацевт, узнав, что тебе назначили уколы, не даст тебе купить дорогие спиртовые салфетки, а просто вынесет баночку медицинского спирта из-под стойки: «Вот тут есть чуть-чуть, вам хватит. Зачем тратить деньги?». Добро там — не акт благотворительности, а повседневная норма.  Если вы не были во Владикавказе, вам обязательно стоит туда поехать. Но не как турист, а просто пожить неделю-другую в ритме местных. Уверяю, даже если вы успешный топ-менеджер, привыкший к московскому драйву, идея остаться там жить будет долго сверлить вам мозг. Осетия затягивает не природой и не кухней (хотя и еда там божественно вкусная, и горы самые красивые). Она манит  ощущением свободы, спокойствия и внутреннего достоинства, которое невозможно не почувствовать.

– И несмотря на этот душевный комфорт вы снова вернулись в Москву. Что было определяющим?

– Я сопротивлялась. Долго и методично. Отказывалась от предложений, всем говорила, что не планирую возвращаться. Работала проректором в своём родном вузе — СОГУ, наслаждалась неспешной осетинской жизнью и искренне верила, что мне больше не нужны ни дедлайны, ни командировки, ни московские пробки. А через полгода раздался звонок.  Дмитрий Ливанов — бывший министр образования, человек, который в академической среде не нуждается в представлении и имеет непререкаемый авторитет — узнал, что я ушла из Министерства, и пригласил в свою команду. Не буду погружаться в детали долгих переговоров. Скажу только, что спустя еще полгода я сдалась и вернулась в Москву — теперь уже директором по коммуникациям лучшего вуза страны. Это не пафос, это цифры: МФТИ уже много лет занимает первое место в России по качеству образования и уровню зарплат выпускников. Думаю, с такими показателями сложно спорить. 

– Где-то читала, что МФТИ — самый сложный для поступления вуз России. Почему так?  

– И для поступления, и для обучения. МФТИ — это действительно вуз с высочайшим порогом входа. Но даже после поступления расслабиться не получится: здесь каждый день — марафон умственного напряжения. Это, по-моему, единственный или один из немногих вузов, где студентов не просят покинуть аудитории даже ночью. Получается, что учатся они круглосуточно. При этом легко заметить студента, который дремлет посреди коридора, свернувшись калачиком на диване. В МФТИ стоит поступать только если чувствуешь в себе поистине незаурядные способности и знания. Это очень трудный путь, но он того стоит. Физтех — это не просто вуз. Это сообщество живых, острых, глубоких людей, и каждый день рядом с ними — как экзамен на профессиональную и человеческую состоятельность.

– У вас большая команда сейчас? 

– В общей сложности чуть больше 30 человек. Это три подразделения. Все они так или иначе связаны с работой над репутацией и брендом вуза. Мы собрали прекрасную команду профессионалов, которыми я очень горжусь.

– Что сложнее — быть исполнителем или управленцем? 

– Для меня сложнее и интереснее второе.

– Как стать для своих сотрудников лидером?

– Самое важное — быть честным и искренним. Люди чувствуют фальшь за версту, и никакие красивые речи или высокий статус не спасут, если за ними нет настоящего доверия. Искренность делает общение живым, а честность — прочным.  Второй принцип — уважение к субординации. Это не про холодную дистанцию, а про четкие границы. Руководитель должен быть доступен для команды, но при этом сохранять авторитет. Если коллектив превращается в компанию друзей без структуры, управлять им становится невозможно.  Третий принцип — открытость к диалогу. Ошибок не избежать, но, если в коллективе культура обсуждения, а не поиска виноватых, работать становится легче, быстрее и комфортнее.  И, конечно, важен общий настрой. Когда в команде есть азарт, когда людям интересно то, что они делают, — это сплачивает сильнее, чем любые тимбилдинги.

– По какому принципы вы выбираете людей в команду?

– Человеческие качества я ставлю выше профессиональных. Научить можно многому, а вот привить воспитание и духовность — уже нет. Если у человека есть уважение к другим, стремление делать свою работу хорошо и готовность расти — это идеальный набор, с которым можно свернуть горы. Кроме необходимых профессиональных  навыков и компетенций (на каждой позиции они свои),  очень важен азарт. Тот самый внутренний драйв, который превращает просто исполнителя в человека, способного менять реальность. Я не фанатик и не из тех, кто кладет свою жизнь на алтарь работы (есть отличный фильм на эту тему — «Опасная игра Слоун»). Но если я за что-то берусь, стараюсь сделать это лучше, чем возможно. Раздвигая рамки собственных представлений об идеальном результате. Этого же жду и от сотрудников.

– Многие состоявшиеся люди, рассказывая о своём пути, подчёркивают важность умения проигрывать. А вы умеете?

– Проигрыш — к сожалению, неотъемлемая часть движения вперёд. Да, такое случается. Иногда — громко, с последствиями. Иногда — тихо, когда только ты знаешь, что внутри всё развалилось.
Не могу похвастаться, что я кремень и меня ничем не проймешь. Я, к сожалению, эмоциональная, всё пропускаю через себя, хоть и редко это демонстрирую окружающим. В такие моменты позволяю себе день на паузу, на тишину, на «погрустить». А потом включаю музыку, открываю ноутбук — и иду дальше. Потому что лучший способ выбраться из ямы — начать копать вверх. Главное — не злиться на вселенскую несправедливость и не пытаться искать виноватых. В каждой неудаче я стараюсь в первую очередь найти свою долю ответственности. Не для самобичевания, а чтобы понимать: если причина во мне, значит, и решение — тоже во мне. Это даёт точку опоры. И закаляет. Важно помнить, что каждая неудача, как бы не было сложно ее пережить, делает вас еще сильнее.

– У людей вашей профессии обычно много контактов в телефоне? Сколько контактов у Екатерины Толасовой? 

– Посмотрела. 5093 человека.

– Среди них много номеров «на всякий случай»? С каким процентом людей из телефонной книги контактов вы лично общались?  

– В разное время лично общалась, наверняка, с подавляющим большинством. Спросите, сколько контактов я использую для исходящих звонков. Может быть, 30 за весь год. Как это ни странно прозвучит от меня, но я — интроверт и, если это не связанно с достижением какой-либо профессиональной цели, общаюсь с очень ограниченным кругом людей, их единицы.

– При этом вы активно развиваете телеграмм-канал, и в нем достаточно много личных историй, размышлений, откровенных вопросов. Вам легко дается откровенный разговор с читателем?

– В блоге я редко пишу что со мной произошло, гораздо чаще — о том, что я думаю по тому или иному поводу. Канал «Блондинка» — это не исповедь, не хроника. Это пространство для наблюдений, внутренних диалогов, размышлений о людях, их мотивах, реакциях, словах, поступках. Я вообще люблю копаться — в себе, в смыслах, в причинах, в полутоновом.
В каком-то смысле я пишу тот канал, который с удовольствием читала бы сама. Он заставляет задуматься и иначе взглянуть на себя и события, которые происходят в жизни. Без готовых выводов, но с точными вопросами. Без лишнего шума, но с настоящим голосом. Каждая новая тема откликается у разных людей их личными воспоминаниями и ощущениями. Мне очень приятно, что многие совершенно незнакомые люди, прочитав в канале текст, пишут мне сообщения, делятся своими примерами из жизни. Нередко на таких примерах я строю следующие темы.
Так что да — личного в нём много. Но это не биография, а рефлексия. Мне гораздо интереснее не рассказывать, а осмыслять. А ещё — пригласить читателя подумать вместе. Без морали и морализаторства. Просто — по-человечески.

– В январе сразу два осетинских телеканала показали ваш фильм о Марате Камболове — человеке, который принципиально избегает публичности. Учитывая его статус, наверняка вы были не первой, кто предлагал ему такое интервью. Как вам удалось его убедить? И каким стал для вас опыт участия в этом проекте?

– Для нас это был первый опыт работы в таком формате. И мне очень приятно, что фильм получил много позитивных отзывов, как от профессионалов, так и от простых жителей Хазнидона и всей Осетии. Но главная ценность этой истории для меня — не в съёмках и не в финальном продукте, а в редкой возможности пообщаться с таким человеком, как Марат Аркадьевич.
Многие знают его как сильного управленца, грамотного профессионала. Но пока мы работали над фильмом, мне повезло увидеть гораздо больше — человека по-настоящему тёплого, открытого и надёжного. За внешней сдержанностью — искренность, уважение к людям и внутреннее чувство долга, которое не требует громких слов. Он из тех редких людей, кто живёт не по правилам системы, а по совести и человеческой логике.
Вы и сами знаете, как часто люди обращаются к успешным землякам с разными просьбами — и как многие со временем (или сразу) отдаляются и становятся к этим обращениям равнодушными. Марат Аркадьевич удивляет меня этой уникальной способностью не охладевать. Я лично знаю десятки людей, которым он помог в разное время, а таких, уверена, сотни. Во время съёмок мы сталкивались с таким количеством человеческой благодарности и добрых историй, что это буквально чувствовалось в воздухе и вызывало слезы. Вся съемочная группа была  невероятно тронута и впечатлена. Поэтому я искренне благодарна Марату Аркадьевичу за возможность быть хоть немного причастной к его большому пути.

– Чья оценка вашей деятельности для вас важна? И нужно ли опираться на мнения других? 

– Мы все зависим от чьего-то мнения. И кто это отрицает — явно лукавит. Для меня важна не столько оценка, сколько внутренний резонанс. Когда человек говорит: «это было мне важно» — значит, что-то получилось. Я далека от страха «что скажут люди» в любых действиях. Но, конечно, мне очень важно мнение моей семьи и близких людей. От их впечатления и одобрения я завишу и на их мнения часто ориентируюсь.

– Не могу не спросить про ваш проект «Настоящие». Что он значит для вас?   

– Я всегда любила жанр интервью. Раньше писала много текстовых для газет и журналов. Но сегодня длинные статьи уходят на второй план. Людям некогда читать. Да и смотреть некогда — чаще всего они просто слушают на бегу. Отсюда и популярность подкастов. Но мне хотелось сделать не просто подкаст, а видеозарисовки об интересных людях. Так родился проект «Настоящие». Он очень субъективный: я не анализирую, насколько человек популярен и «зайдет ли выпуск в сети». Просто общаюсь с теми, с кем мне самой хочется поговорить. И, тем не менее, у нас уже более полумиллиона просмотров на YouTube. Это приятно.  Проект существует на чистом энтузиазме — моем и режиссера Аланы Таучеловой, которая мастерски воплощает мои идеи.

– О чем и с кем вы очень хотели бы поговорить? Кто вам интересен сегодня?    

– Честно говоря, у меня огромный список тех, с кем мне хочется пообщаться, и о ком хочется рассказать. И даже с частью из них есть договоренность. Двух героев мы уже начали снимать, никак не завершим. Нужно только найти время, ресурсы и снимать. Из ближайших планов — прима балерина Большого театра Екатерина Крысанова, писатель, телеведущий и просто человек-легенда Юрий Вяземский.

– А какая настоящая Екатерина Толасова? Что она любит, а что для неё неприемлемо? 

– Я не всегда мягкая, не всегда удобная, но почти всегда — настоящая. Много лет я работала в режиме, где невозможно проигнорировать  ни один звонок. Пресс-секретарь мэра, сенатора, министра — это постоянная тревожность фона, когда ты доступен 24/7 и не принадлежишь себе. Сейчас у меня есть помощник, график, возможность выстраивать границы. И это роскошь — выбирать, с кем говорить, а кому не отвечать вовсе. Я люблю людей, которые умеют быть искренними и не прячутся за осторожность. Которые не боятся показаться живыми. А вот цинизм и равнодушие — особенно в обёртке «здравого смысла» — не понимаю и не принимаю. Они обесценивают всё, что мне по-настоящему важно.

– Вы умеете принимать быстрые и довольно радикальные решения. Сейчас в вашем канале много размышлений о поиске, о следующем шаге. Кроются ли за этим планы о переменах — в карьере или в месте жительства? 

– Перемены для меня — не трагедия и не подвиг. Это просто форма движения. Иногда — вовне: новая должность, новый город, новое окружение. Иногда — внутрь: когда ты вдруг понимаешь, что прежние схемы мышления уже не работают, что старые реакции больше не твои. Я не боюсь менять траекторию, но никогда не делаю этого ради эффекта. Мне важно, чтобы решение «щёлкнуло» внутри, чтобы оно было честным.Что касается слухов о моей решительности… Ну, если судить по тому, что я до сих пор не замужем — возможно, они слегка преувеличены. Хотя, с другой стороны… всё самое важное в моей жизни происходило весьма неожиданно. Так что — всё возможно.

Полина Цалоева